Ровно год назад умерла великая литературная вдова Антонина Пирожкова. Она родилась за год до того, как ушел из Ясной Поляны Лев Толстой, а умерла, успев проголосовать за первого чернокожего президента Америки. Последней великой вдовой называли ее литературоведы и журналисты.
Она пробыла замужем всего семь лет, а затем еще пятнадцать каждый день ждала мужа из ГУЛАГа, не зная, что он давно расстрелян.И всю оставшуюся долгую-долгую жизнь несла память о нем.Мне кажется, бабушка сама выбрала момент, когда ей уйти. Умирать 11 сентября она не хотела в Америке, как вы знаете, в этот день годовщина траура по башням-близнецам, а 13 сентября оказалось понедельником, слишком пошло. Вдова Бабеля не могла позволить себе такой безвкусицы…
После смерти мужа она прожила еще 70 лет.
Мы сидим на сцене, окруженные кольцом света. На шатких стульях, на фоне кумачовых декораций. И темнота зрительного зала бросает тени на наши лица. Из-за кулис выскакивают какие-то люди с камерами и берут нас в кольцо так неожиданно и резко, вдруг, что я вздрагиваю, теряя нить беседы. «Ведите себя как ни в чем не бывало, наше интервью снимают для документального фильма о Бабеле, его делают сейчас в Америке».
Мой собеседник, респектабельный театральный профессор, с аккуратно вырисованной бородкой и бархатным поставленным голосом, Андрей Малаев — Бабель. Внук.
Американские кинематографисты посещают бабелевские места. Одессу. Львов. Москву. Американцам, чьей гражданкой умерла Antonina Pirojkova, это интересно. На Украине, в Одессе, на углу улиц Ришельевской и Жуковского, напротив дома, где жил Бабель, в сентябре 2011-го, всего несколько дней назад, был открыт первый в мире памятник известному писателю. Деньги на него собирали всем миром. В России о Бабеле почти совсем позабыли. «Я отравлен Россией, скучаю по ней, только о России и думаю», признавался Исаак Бабель. Любовь, увы, оказалась без взаимности. Не тот нынче формат. Его внук-американец заглянул в Москву буквально на один день, в середине июля, чтобы показать здесь для избранной публики свой моно спектакль по произведениям деда.
Спектакль входил в десятку лучших спектаклей сезона в крупных городах США. В 2005 году Всемирный банк представил его на обширной выставке-фестивале «Театр в Восточной Европе и Средней Азии» в Вашингтоне. Премьера в России была представлена в рамках Международной информационной кампании «Красная ленточка», направленной на борьбу с ВИЧ/СПИДом. Иначе деньги вряд ли нашлись бы.
У СПИДа и Бабеля действительно «много общего». Один из критиков написал весьма желчно: «Бабель с одинаковым блеском говорит о звездах и о триппере». Зато он совершенно точно не выносил профессиональной литературной тусовки: «Нужно пойти на собрание писателей, у меня такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой… » «Собираюсь купить козу», ответил однажды на вопрос о творческих планах.
Что правда в его биографии, а что строка из коротенького рассказа?
«Дед любил сплетни о себе и, если честно, никогда их не опровергал», объясняет сегодня внук. Он прожил жизнь солдата на румынском фронте, служил в чека, в наркомпросе, отметился в продразверстке и сотрудничал в антисоветской газете «Новая жизнь», воевал в Первой конной, репортерствовал в Петербурге и в Тифлисе и прочее, прочее… Его бросало из стороны в сторону, из крайности в крайность. «Жизнь интересна лишь для тех, кто идет по ней, как по лезвию ножа», объясняет Андрей Бабель. Проститутки, биндюжники, мелкие еврейские торгаши, уголовники и грузчики. Пеклись старушечьи лица, бабьи тряские подбородки, замусоленные груди. Пот, розовый, как пена бешеной собаки, обтекал эти груды разросшегося, сладко воняющего человечьего мяса. Это из «Одесских рассказов»… Революция удовольствие. Удовольствие не любит в доме сирот. А это уже «Конармия». Ах, сколько богатых дураков знал я в Одессе, сколько нищих мудрецов знал я в Одессе! Садитесь же за стол, молодой человек, и пейте вино, которого вам не дадут…
Чем ближе я подбираюсь к возрасту деда, тем сильнее ощущаю свое родство с человеком, которого ни разу не видел, рассуждает Андрей Малаев — Бабель. Сам я никогда не делал карьеру на Бабеле, но на экзамене в театральном по советской литературе вытащил билет по «Конармии»…
Не пара. Я уехал в Америку со своей американской женой, для того чтобы спасти бабушку. Три года затем уговаривал ее переехать к нам. Шла середина девяностых, бабушке самой было тогда уже под девяносто, и ей был поставлен смертельный диагноз. Америка продлила бабушке жизнь на 17 лет. Памятник Исааку Бабелю теперь стоит в Одессе. Памятник Антонине Пирожковой находится в Москве. Это станция метро «Маяковская», войдите в ее фойе, спуститесь по эскалатору вниз и задерите голову вверх. Да повыше. Там, на потолке, на фоне мирного советского неба проносятся самолеты, цветут яблони, пионеры запускают авиамодели в небо, и гипсовая девушка держит в гипсовых руках гипсовое весло.
Первоначально станция планировалась с совершенно плоским потолком. Но бабушка сказала, что так хуже, она мгновенно рассчитала, какие балки лишние, какие нужно выбить, чтобы на потолке расположились аккуратные ниши, которые позже украсила мозаика Дейнеки. Они были «почти» коллегами. Антонина Пирожкова первая в СССР и чуть ли не в мире женщина инженер-метростроевец. И «инженер человеческих душ» Исаак Бабель. Рядом с 25-летней красавицей женой он выглядел особенно неказисто. Намного старше ее, в очках подозрительный тип.
В очерке «Начало» Бабель рассказывал, как, приехав впервые в Петербург, снял комнату в квартире. Поглядев внимательно на нового жильца, хозяин приказал убрать из передней пальто и калоши. Двадцать лет спустя Бабель поселился в парижском предместье Нейи; хозяйка запирала его дверь на ночь на ключ – боялась, что квартирант ее прирежет…
Они познакомились летом 32-го, спустя примерно год после того, как инженер Пирожкова узнала, что есть на свете такой писатель. Ее представили ему как «принцессу Турандот из конструкторского отдела»… За обедом Бабель упрашивал ее выпить водки, говорил, что женщина-строитель обязательно должна уметь пить… А она до этого в рот не брала спиртного. Антонина знала, что в эмиграции во Франции Бабеля ждут первая жена и крошечная дочь Наташа. Он же знал, что никогда отсюда не уедет. Лучше смерть!
Бабушка почувствовала в деде великую доброту и нежность к людям. Хотя доброта Бабеля нередко граничила с катастрофой. Он раздавал всем подряд свои часы, галстуки, рубашки и говорил: «Если я хочу иметь какие-то вещи, то только для того, чтобы их дарить». Иногда он дарил заодно и ее вещи. Возвратясь из Франции, где гостил у первой жены, дед привез бабушке фотоаппарат. А через несколько месяцев один знакомый оператор, уезжая в командировку на Север, пожаловался Бабелю, что у него нет фотоаппарата. Бабель тут же отдал ему бабушкин, который никогда уже к нам не вернулся.
Даря вещи, Бабель каждый раз чувствовал себя виноватым, но не мог остановиться, а Антонина никогда не показывала мужу, что ей жалко раздаренного. Супругой Бабель искренне восхищался. Говорил, что ордена в их семье получает жена. Иногда, рискованно шутя, звонил ей на ответственную работу и представлялся, пугая всех, что звонят из Кремля. После «Конармии» Бабель все чаще писал в стол. Метод соцреализма и светлое завтра с запускающими в небо авиамодели пионерами, без изюминки и надрыва, совершенно его не влекли.
«Главная беда моей жизни отвратительная работоспособность.» Когда начались аресты друзей, долго не мог понять: почему те, кто пятнадцать лет назад делал революцию, признаются на допросах в измене и шпионаже?
«Я не понимаю, — по словам жены, повторял Бабель. — Они же все смелые люди».
Родственники арестованных просили его хлопотать. Он покорно шел к знакомым начальникам, кто со дня на день сам мог стать добычей «черного воронка», разговаривал с ними, бессмысленно и долго, и понурым, чернее тучи, возвращался домой. Помочь он не мог.
Это сейчас легко судить о том, кто прав, кто виноват и что бы мы сами сделали на их месте, продолжает Андрей Бабель. На самом деле, никто и представить себе не способен, что это были за предложенные обстоятельства и как легко и просто ломали в те времена живых людей. Антонина видела, что муж страдает. Но что могла она? Только представить его сердце в разрезе, большое, израненное и кровоточащее. «Хотелось взять его в ладони и поцеловать». Просьбы и звонки не прекращались. Последние силы оставляли Бабеля. Маленькая дочка Лидочка по его просьбе подходила к телефону и взрослым голосом произносила: «Папы нет дома, — как-то решив, что сказано слишком мало, совершенно
по — бабелевски присочинила от себя: — Потому что он ушел гулять в новых калошах».
Его брали совершеннейшие трусы, говорит внук. Чекисты опасались, что Бабель станет сопротивляться, поэтому прикрылись во время ареста молоденькой женой. Они забрали бабушку из дома в пять утра и заставили ехать с ними на дачу, где находился дед. Увидев ее, дед не пытался бежать или драться, дал себя обыскать. Из Переделкина на Лубянку их тоже везли в одной машине. Перестраховывались! Под суровыми взглядами, улыбнувшись Бабелю, Антонина сказала, что будет думать, что он просто уехал в Одессу.
По Москве потом ходили слухи, что Бабель во время ареста отчаянно отстреливался… Наверное, ему бы понравилась эта героическая легенда.
К инженеру же метростроя Антонине Пирожковой у органов претензий так и не возникло. Заступился ли за нее Каганович, чье имя тогда носило московское метро, либо советская власть решила, что в отличие от военачальников, писателей и режиссеров потеря высококлассного технаря может оказаться невосполнимой для обороноспособности страны?
Антонина Пирожкова уцелела, встретив первый день войны в поезде, который шел на Кавказ. Под ее руководством там начиналось строительство столь необходимых для фронта и победы железнодорожных туннелей… В Москву с дочерью она приедет только в 44-м. Все эти годы твердо уверенная в том, что муж вернется… Дед был фаталист. Но история его смерти еще более таинственна и непонятна, чем вся его жизнь, продолжает Андрей Бабель.
На прошения жены о том, где находится Бабель, ей приходил один и тот же ответ: жив, здоров, содержится в лагерях. Хотя обычная отписка на такие заявления умер в таком-то году. К ним являлись в гости бывшие политические, одни говорили, что сидели с Бабелем в одной камере, другие что были с ним на одной пересылке, что ели из одного котелка, эти люди называли бабушке имена их общих знакомых, щеголяли в разговоре «фирменными» бабелевскими словечками, которые он якобы просил передать жене… 47-й год. 48-й. 50-й… «Жив. Здоров. Содержится в лагерях».
Призрак Бабеля витал над Москвой. Будто бы выбирал свою смерть, примеривался к ней, еще неведомой и неосязаемой, и оценивал ее разные варианты с точки зрения литературного вкуса. То кто-то поведал, что Бабель умер от разрыва сердца на каком-то черном диване, то, что он пошел гулять во дворе лагеря и мирно скончался, сидя на лавочке под деревом… Эти размножающиеся с невероятной скоростью версии были еще более нелепы, чем официальные ответы. Послушав их, ничего не оставалось, кроме как верить в то, что Бабель жив. И каждый день пятнадцать лет после его ареста в любую минуту бабушка ждала звонка в дверь. Лишь в 54-м ей официально сообщили, что ждать больше нечего… Дед не вернется. Он был расстрелян почти сразу же после своего ареста, в 40-м году, ему было всего 46…
Андрей Малаев — Бабель переводит дух. Это роман можно растянуть до бесконечности, а Бабель писал очень короткие и яркие рассказы, разве могла его собственная судьба оказаться иной? Кому понадобилось столько лет вводить Антонину в заблуждение слухами о том, что муж «содержится в лагерях»? Кто подсылал к ней якобы «однолагерников» Бабеля? Какова была цель и смысл поддерживать столько лет в молодой женщине тлеющую надежду на встречу? Этого, наверное, никто и никогда не узнает. Андрей говорит, что всегда хотел прочитать «дело Бабеля». Он знал, что дед сидел в пыточной тюрьме, где практиковалось 52 способа изощренных истязаний над человеческим организмом. «Чем талантливее и знаменитее был заключенный, тем сильнее над ним издевались».
Я пытался влезть в шкуру деда, почувствовать то, что тот сам чувствовал в свои последние часы. Я приезжал в Донской крематорий и стоял на месте, где располагались печи, в которых сжигали тела убиенных… В перестройку в «Огоньке», наконец, напечатали отрывки из «дела Бабеля». Андрей журнал бабушке не показал. Та нашла его сама. Прочитала от корки до корки. В протоколе заседания Верховного суда СССР Бабелю перед оглашением смертного приговора дали последнее слово. Он попросил разрешить ему дописать последний рассказ.
Последняя великая вдова Антонина Пирожкова прожила невероятно долгую по меркам страшного ХХ века жизнь 101 год. В далекой солнечной Флориде, на берегу океана, за тысячи километров от ветреной и жестокой Москвы. Оставшееся ей время 70 лет после гибели Бабеля она посвятила увековечению памяти мужа. Антонина Николаевна лично подготовила к изданию несколько книг о нем, написала и отредактировала воспоминания. В США на английском языке была издана книга ее мемуаров By His Side («Годы, прошедшие рядом»). Замуж второй раз она, общепризнанная красавица, так и не вышла.
Вся их семья была весьма удивлена тем, когда в прошлом году в украинских СМИ прошла информация, что вдова Бабеля собирается сама приехать в Одессу и перерезать праздничную ленточку на первом в мире памятнике писателю… На самом деле Антонина Николаевна действительно надеялась дожить до его открытия, ведь средства на этот монумент собирали одесситы всего мира. Вдова писателя делала все возможное, чтобы это событие произошло как можно скорее. Но то деньги на постамент потеряются, то еще какие-то организационные сложности… Бабушка угасала буквально у нас на глазах. Сознание покидало ее, потом возвращалось. За неделю до смерти, когда мой сын Коля, ее правнук, вошел в комнату, она вдруг пришла в себя, улыбнулась и наговорила ему столько всего хорошего… до сих пор не может прийти в себя Андрей Малаев — Бабель.
Бабушка умерла год назад в воскресенье, 12 сентября 2010 года, как и подгадала, не 11-го и не 13-го вкус не изменил ей, а потом мы точно высчитали, что в тот самый час, когда ее сердце остановилось, на другом конце мира, в Москве, знаменитый скульптор Франгулян замесил глину для памятника моему деду… — Это любовь, сударь… Она любила его… Старухи сбились вместе и бормотали все разом. Оспенный пламень зажег их щеки, глаза вышли из орбит. — Любовь, — наступая на меня, повторила мадам Трюффо, — это великое дело, любовь… Исаак Бабель «Одесские рассказы».
М. ПЕШКОВА: «Я пытаюсь восстановить некоторые черты человека, наделенного великой душевной добротой. Страстным интересом к людям и чудесным даром их изображения. Т.к. мне выдалось счастье прожить с ним рядом несколько лет. Эти воспоминания - простая запись фактов, мало известных в литературе, о Бабеле. Его мыслей, слов, поступков, встреч с людьми разных профессий. Всего, чему свидетельницей я была». Так написала в своей книге « Я пытаюсь восстановить черты» А.П. Пирожкова, вдова Бабеля, с внуком которой, А. Малаевым-Бабелем, встретилась на ярмарке нон-фикшн, представлявшим подготовленную им книгу воспоминаний бабушки. Вы станете обладателем книги, которая вышла в « АСТ», если ответите на вопрос, какой писатель и в каком издании опубликовал первые рассказы Бабеля. Продолжение беседы с А. Малаевым-Бабелем.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Накануне отъезда Бабеля собралась компания в его доме на Николоворобинском, чтобы проводить его во Францию. Причем никаких конармейских друзей Бабеля не было. У него было большое количество друзей, которых он унаследовал с « Конармии». А эти люди, будучи бойцами красными пролетарскими, выбились в начальство, заведовали разными учреждениями. Ходит огромное количество сплетен по поводу того, что Бабель был дружен с этим, с этим. Они начальники, кто-то даже в НКВД был. Конечно, он с ними был дружен. Это были люди, которые по « Конармии» отличились. Материал сам был таков, что же, он перестанет с ними общаться? Бабель, который всегда собирал материал скрупулезно. Но далее вопрос: были ли они его друзьями? Так вот, на этом вечере, когда провожали Бабеля во Францию, никого из них не было. Были писатели, были друзья его из его круга. Остальное были – знакомства. Он поддерживал эти знакомства по понятным соображениям. В том числе пришел Эрдман. Бабушка сидела за столом, на подлокотник ее кресла присел Бабель. И она положила ему руку на колено. И вдруг она заметила, как изменилось лицо Эрдмана, просто потемнело. Не совсем придала этому значение. Когда Бабель уехал, он ей наказал принимать у себя на Николоворобинском своих друзей. Одним из них был Эрдман. Эрдман пришел, когда бабушка его проводила в комнату, где был замечательный вид на Москву, он попытался ее обнять. Она отстранила эту руку. Эрдман ушел. И на этом все закончилось. Она написала Бабелю об этом в Париж, и Бабель ответил, что он заметил ту тень, которая пролегла на лице Эрдмана в день его отъезда. «Я совершенно не удивлен этим, но удивлен, что вы мне об этом написали. Спасибо вам».
М. ПЕШКОВА: Не тогда ли ваш дед просил, чтобы бабушка каждый день писала ему письма?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Он сам ей каждый день писал. Она отвечала не каждый день, потому что это был период, когда он явно за ней ухаживал. Продолжался где-то полтора года этот период.
М. ПЕШКОВА: Кто тот человек, который разделял этот дом вместе с Бабелем?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Австрийский инженер Бруно Штайнер. Представитель компании « Элин».
М. ПЕШКОВА: Что он делал в России?
А. МАЛЕВ-БАБЕЛЬ: Было огромное количество иностранцев, которые с Россией торговали, которые имели от своих фирм представительства. Он был связан с такой фирмой, которая имела представительство в Москве. Он был очень интересным объектом наблюдения Бабеля. К сожалению, в один из отъездов в Австрию ему отказали в визе обратной в Россию. И он исчез. Но с ним связаны другие сплетни. У Бабеля дача, а Бабеля автомобиль. Это одна из этих сплетен, что у Штайнера был автомобиль, которым Бабель мог иногда пользоваться.
М. ПЕШКОВА: Я знаю, что Бабель по договоренности, на первом этаже были какие-то помещения, а второй этаж он тоже делил с австрийцем. Но кабинет у них был общий. Это так?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: У Бабеля не было никогда кабинета. Он в своей спальне расхаживал, повсюду были разложены маленькие листочки, он накручивал суровую нить на палец. У него не было кабинета. Это была и спальня. Может быть, у них был представительский кабинет, где они принимали кого-то.
М. ПЕШКОВА: Там же секретарша работала.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Да, Штайнера. У Штайнера была секретарша, у Штайнера была кухарка. Расходы они делили пополам. И джентльменское соглашение – никаких женщин в доме, которое было нарушено. Но Штайнер проникся такой любовью к бабушке, что он не пенял на это.
М. ПЕШКОВА: Я хотела попросить вас рассказать о бабушке, которая была «принцессой Турандот».
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Бабушка после окончания института в Томске поехала навестить своего брата, который работал на Кузнецкстрое. Узнав, что приехал специалист такого таланта, вероятно, уже рассказали, она только что выпускница. Начальник Кузнецкстроя запретил начальнику вокзала продавать ей обратный билет. Ее решили оставить насильно на Кузнецкстрое. Ей посоветовали назначить такую зарплату, чтобы они вас отослали обратно. Назначили, они сказали – ради бога. И подписали соглашение. Ей пришлось остаться. На Кузнецкстрой приехал театр Вахтангова. Привез помимо спектаклей, таких как « Виринея», привез спектакль « Принцесса Турандот». А бабушка, представляете, другие специалисты. Эта девочка из университета назначает себе зарплату в пять раз выше нашей, и ей дают, т.к. они были вдохновлены « Принцессой Турандот» Вахтангова, про бабушку написали в газете Кузнецкстроевской - « Принцесса Турандот из конструкторского отдела». Когда Бабель познакомился с бабушкой, то бабушку представил человек, знавший ее по Кузнецкстрою, как инженер-конструктор по прозвищу принцесса Турандот.
М. ПЕШКОВА: И Бабель был удивлен, что конструктор – женщина.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Да. Это было редко в то время. В метро она просто была одно время единственным инженером-конструктором московского метро.
М. ПЕШКОВА: Какие станции ваша бабушка конструировала?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Обе Киевские, Павелецкая, купола знаменитые на Маяковской, площадь революции. Вот некоторые из них.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Единственного, если не до сих пор, то долгие годы, единственного учебника по метрополитену. Соавтор, но раздел метрополитенов принадлежит ей.
М. ПЕШКОВА: Прочитала, что вашей бабушке принадлежат тоннели, где она их строила?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: На Кавказе. Она была очень смелым инженером. Она решала все очень легко. Иногда строители крестились, когда это все вступало в действие, потому что думали, что сейчас оно рухнет. Она никогда не перенапрягала конструкции. Не закладывала ничего на прочность. Она рассчитывала и все. Однако все стоит, тьфу-тьфу-тьфу.
М. ПЕШКОВА: Откуда у бабушки математический ум?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Гений. Не ум, а гений. Еще в школе у нее обнаружили гениальные математические способности. Задачу, которую мелом записывали на доске, и в течение всего урока решали ученики, она решала в уме за 15 минут. Клала под книжку учителя ответ. Учитель в конце урока сверялся с ее числом, и все было правильно.
М. ПЕШКОВА: Позвольте узнать о корнях вашей семье. Это сибирские корни?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Это корни польские, белорусские. Родители бабушки познакомились в местечке Любавичи. И бабушка гордилась этим. Когда она стала женой Бабеля, для нее это что-то значило. А мать ее белоруска, полячка или кто-то еще, но русских корней. Она ни с какими русскими девочками не общалась в этом местечке. Общалась только с еврейскими девушками. И вот так вот это все началось. В местечке Любавичи познакомились и поженились отец с матерью, а потом в поисках заработка переехали в Сибирь, где в селе Красный Яр, это неподалеку от Томска. Это были сибирские села. Сибирь - это земля изобилия. В знаменитой пьесе Горького « На дне», когда Лука врет про то, что выезжая в Сибирь, все будет хорошо. Нас учили в советской школе, что Лука все врет. Ничего он не врет. В Сибири было сытно и хорошо. Сибирь она описывает в книге очень подробно, которая с советской властью постепенно исчезала. Идет и истребление природы этой. Та природа, которую описывает бабушка, ее уже в 50-х годах она не застала, вернувшись в Сибирь навестить братьев. В селе Красный Яр, в 1909 году 1-го июля, родилась А. Н. Пирожкова. Отец был адвокат-самоучка и художник-самоучка. Очень талантливый. Удивительно талантливый человек. Мать всегда была домашней хозяйкой, но очень независимым и самостоятельным человеком. Она овладела шитьем, чтобы не идти работать на поля, куда ее отец, богатый крестьянин, посылал, как и всех дочек. Сыновьям давал образование, а девочек на поля.
М. ПЕШКОВА: Какова судьба братьев?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Во многом судьба людей советского поколения, ее брат журналист, Борис, любимый младший брат, жизнь которого сложилась довольно сложно. Конечно, Сибирь, то время, все они были людьми пьющими. Это до сих пор так в каком-то плане. Ее брат Борис был любимцем, потому что он был самым маленьким. И она его нянчила. Из ее трех братьев один погиб на войне, другие умерли в 70-х годах, она была старшей. И она их пережила, ей было 101 год.
М. ПЕШКОВА: Когда было столетие А. Пирожковой, она получила поздравление от президента США. Что в нем было написано? Это же новый президент, это Обама.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Я думаю, да, за которого она голосовала. Я такую фразу пустил, которая быстро разошлась по всем газетам. Пытаясь определить ее жизнь, написал, что она родилась в сибирском селе за год до ухода Толстого из Ясной Поляны и умерла в Сарасоте, штат Флорида, успев проголосовать за первого чернокожего американского президента.
М. ПЕШКОВА: Ваша бабушка уехала спустя несколько лет после вашего отъезда. Как случился ваш отъезд, почему вы приняли такое решение?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Это были 90-е годы. Я с Д. Шнейдером, довольно известный сегодня телеведущий, у меня с Давидом был театр в Москве, Московский театр каменных форм, который существовал около 8 лет. Мы в свое время, т.к. это был молодой театр после перестройки, мы 500местный зал могли продать за 3 часа. Такой был интерес к этому искусству. В начале 90-х годы интерес к театру ушел. Жизнь была очень сложная. Театр почему-то начал ставить чернуху. И люди перестали ходить в театр. Мы ставили зарубежную классику. Мы делали и первые в союзе мюзиклы для детей, которые пользовались огромным успехом. С ними мы ездили в Минск, на Уральск, в Крым. Вспоминаю, как раз зашел разговор о вашем радио, как оно образовалось, это все был 91 год. Я вспоминаю, что Д. Шнейдеров сидел на баррикадах, а я сидел в студии и записывал фонограммы для этих детских мюзиклов. Он герой, а я отсиживался.
М. ПЕШКОВА: Внук И. Бабеля и А. Пирожковой – А. Малаев-Бабель о книге Антонины Николаевны « Я пытаюсь восстановить черты» на « Эхо Москвы» в программе « Непрошедшее время».
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Это было время, а потом публика перестала ходить. Мы очень много гастролировали. Так получилось, когда мы в то время начали обмен культурный с двумя американскими театрами, один из Вашингтона, другой из Лос-Анджелеса, мы стали ездить туда-сюда, друг друга посещать. Я заварил кашу, сказал - давайте что-то вместе поставим. Давид поставил (НРЗБЧ) с американцами и русскими в одном спектакле. Я поставил « Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина. И мы это играли в Лос-Анджелесе. И вдруг я почувствовал, что в Америке я более востребован как актер даже, как режиссер, как педагог, чем в России. Там мне предлагали вести занятия, там мне предлагали постановки, а здесь в то время не было ничего. И я, как человек театральный, я принял это решение в расчете на это. Для меня театр очень многое значит. В отличие от большинства русских эмигрантов, я должен сказать, что я счастлив, я всегда работал в Америке только по профессии. Либо ставил, преподавал. Я сейчас пишу книги о театре. Преподаю в университете в программе театральной, которая входит в десятку, в число 25 лучших в англоязычном мире. Это серьезная программа по подготовке актеров.
М.ПЕШКОВА: Когда бабушка и мама приехали к вам? Ведь сначала вы уехали один?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Я уехал один. Они приехали, потому что я очень сильно настаивал. Если бы не я, бабушка не уехала бы. Если бы этот отъезд не состоялся, то жизнь ее сократилась бы лет на 14. 14 лет в Америке она прожила, а приезжала умирать. Даже в дневниках ее я читаю « этот последний год моей жизни». Она совершенно была уверена, что 96 год – это последний год ее жизни. У нее была сильная аритмия, неотложка приезжала постоянно в Москве. Конечно, в Москве тоже были талантливые врачи типа Л. Печатникова, которые, положив ее в больницу, сделав курс обследования, выяснили бы это. В Америке очень быстро, положив ее в больницу, сделали курс обследования, выяснили, что ей нужно. И эта аритмия был взята под контроль.
М. ПЕШКОВА: Как бабушка жила в Америке? Что наполняло ее жизнь?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Во-первых, она писала ту самую книгу, которую начала писать. Когда она приехала, у нее на столе лежал договор от издательства на публикацию ее воспоминаний на английском языке. До того, как они вышли более полной книгой в России, ее книга вышла в Италии, в Израиле, в Америке, в Англии. Это тоже было частью ее жизни. Презентация этих книг, поездки в Стэнфорд на конференцию бабелевскую. Это было для нее очень важно. Приехав, она начала писать книгу, которую мы сегодня представляем. Постоянно у нее в дневниках вот эти заметки - успеть бы. Успела. Закончила где-то в 2008 году. Книга серьезная, как вы знаете. Начала она ее писать в 96-ом, закончила в 2007-2008гг. Вместе с ней я составил план, по которому мы сейчас ее и издали.
М. ПЕШКОВА: Мне хотелось бы спросить об участии в Стэндфордской конференции. Это была конференция, которую цитируют до сих пор. Не только специалисты по творчеству Бабеля.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Ей было уже порядком за 90 лет, когда они туда поехали вместе с мамой – Лидией Исааковной. Бабушка уникальный человек. Когда нужно, она собиралась, несмотря на плохое самочувствие. Конференцию в Москве в 94 году она отсидела от звонка до звонка. Все эти выставки, все эти совещания, она на всем присутствовала. Организовал ее Григорий Фрейдин, замечательный профессор, специалист по Бабелю. Это очень остроумный человек, преподающий в Стэнфорде до сих пор. Это героическое путешествие, о котором написана целая глава в книге. У Фрейдина была аспирантка, которая написала юмористическую книгу « Бабель в Калифорнии». Там описана с юмористической точки зрения эта конференция.
М. ПЕШКОВА: Мне хотелось расспросить вас о маме, о Л. И. Бабель. Ведь мы так мало знаем о ней.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Мама человек творческий, она по профессии архитектор. Она не пошла по инженерным стопам, но пошла по архитекторским. Огромное количество времени она была одним из ведущих специалистов в специальном московском художественном конструкторском бюро. Специалист по промышленному интерьеру. Интерьер фабрик, заводов. И у нее была своя, как и у бабушки, у которой была своя напряженная карьера. Она не была типичной женой писателя, которая просто обеспечивает быт мужа. Мама имела свою карьеру. Она растила меня самостоятельно. Бабушка, которая принимала в моем воспитании огромное участие. Помогала маме меня растить. Конечно, мама и бабушка для меня значили очень много. Мама и до сих пор значит. Поэтому я и настоял, чтобы они в 96 году переехали.
М. ПЕШКОВА: Я хотела спросить о дочери Бабеля, о Наталье Исааковне.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Она стала литературоведом.
М. ПЕШКОВА: Они так с ее мамой остались во Франции?
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Конечно. Мамы ее не стало в 50-х годах, Евгении Борисовны Гронфайн, первая жена Бабеля. А Наташа стала литературоведом. Впервые она приехала в Москву где-то в 59 году. Была такая парижская выставка в Москве. И Наташа решила на эту выставку устроиться гидом. Они искали людей, у которых отличный русский и французский. Она устроилась на эту выставку гидом, чтобы повидать родину отца, познакомиться с нашей семьей, с которой она тогда же и познакомилась, с бабушкой у нее были очень теплые отношения. А с мамой, с сестрой еще более теплые. Повидала она тогда Эренбурга, Паустовского и других друзей ее отца. Это была незабываемая поездка. С тех пор она периодически приезжала в Россию. С мужем потом приезжала. И каждый раз мы общались. Потом, когда я переехал в Америку, так получилось, что я переехал в Вашингтон. Она перебралась в Америку в годах 70-х. И преподавала в Колумбийском университете. Она была литературоведом. Это издательство « Нортон» 2002 года, это ее редакторская работа. Это полный Бабель. Настолько полный, насколько возможно было. Ее не стало в 2005 году, если я не ошибаюсь. Из детей Бабеля нет ни Михаила Иванова, который умер в 2000 году. Ни Натальи Бабель. Вот жива и здорова моя мама.
М. ПЕШКОВА: О Михаиле Иванове. Однажды пришел сюда, в студию. Михаил принес кассету своей мамы. С этого началась моя передача « Непрошедшее время». Он очень похож на отца.
А. МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ: Как? Внешне? Полным его не назовешь. Он был в меру упитанным. Среднего роста. Михаил был повыше. У Михаил был такой мейерхольдовский профиль. Я не считаю, что сходство было внешнее. Но бабушка находила большое внутреннее сходство. Она в Михаиле души не чаяла. Она его обожала. Он к ней относился очень тепло. Когда открылись архивы КГБ, он ходил с мамой поддержать ее, смотреть это дело Бабеля в НКВД. Он был талантливейшим художником. Пейзаж московский в последние годы, израильский пейзаж. Просто удивительный художник. Чем-то он унаследовал что-то от Бабеля. У Бабеля палитра удивительная. Даже художники проводили исследования о красках у Бабеля. И эта связь есть. У Бабеля было огромное визуальное чувство вкуса, безусловно. Он был замечательным художником и милейшим человеком, о котором бабушка очень грустила. Тосковала по нему в последние годы своей жизни.
М. ПЕШКОВА: С рассказами о бабушке А. Пирожковой, вдове И. Бабеля, в нашем эфире был А. Малаев-Бабель, составитель, автор вступительной статьи и комментариев к мемуарной книге « Я пытаюсь восстановить черты». Это вторая часть программы о той, кого называли одной из великих вдов. Звукорежиссер – Антон Морозов. Я – Майя Пешкова. Программа « Непрошедшее время».
С Андреем как человеком весьма разносторонним и разговор корреспондента «Лехаима» получился «разносторонний».
Елена Константинова: Последние годы поводом для вашего приезда в Москву становится то или иное событие, непосредственно связанное с Исааком Бабелем: презентация воспоминаний «Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле - и не только о нем» вдовы писателя Антонины Николаевны Пирожковой; Международная научная конференция «Исаак Бабель в историческом и литературном контексте: ХХI век»; «Артдокфест», премьера документального фильма «В поисках Бабеля» (режиссер Дэвид Новак). По вашим словам, этот фильм - продолжение дела, начатого более полувека назад Антониной Николаевной, по возвращению из небытия имени Бабеля. Однако вопросы, стоявшие перед вами до начала съемок, так и остались открытыми. Такой финал поисков, по сути, был для вас предсказуем?
Андрей Малаев-Бабель: Работа над фильмом много дала мне. И дело тут вовсе не в том, что появились какие-то новые факты, связанные с жизнью или творчеством Бабеля. Я и не рассчитывал на серьезные находки. Главным открытием могло бы стать возвращение читателю и культурной общественности архива Бабеля, конфискованного НКВД при обыске и аресте 15 мая 1939 года в Переделкине и на московской квартире, - 24 папки с неопубликованными рукописями, письма и записные книжки. Однако этого не произошло. Хотя свое кинопутешествие я отчасти начинал с целью обратить внимание архивистов и политиков (то есть тех, от кого зависят поиски) на то, что не искать архив Бабеля - преступление. Надеюсь все же, что наш фильм поспособствует этим поискам.
ЕК: А для себя лично вы что-то прояснили?
АМБ: Основное мое открытие связано с тем, как мой дед жил и как писал. Я пришел к выводу, что между жизнью и писанием он не делал никакого различия. Для того чтобы что-либо написать (будь то «Конармия», «Одесские рассказы», рассказы о Париже или коллективизации), Бабель должен был сначала все это познать. И не как сторонний наблюдатель, но как непосредственный участник событий, поставленный в ситуацию морального выбора. То есть он в жизни или, вернее, жизнью своей моделировал ту ситуацию, о которой потом писал. (Например, «еврей-пацифист» в «Конармии», каким он стал во время польской кампании конницы Буденного в 1920 году.) Далее, хорошенько забыв, как сам Бабель об этом рассказывал, эту реальность, он создавал неповторимый художественный мир, который, конечно же, каким-то образом соотносился с той реальностью, на которой был замешан. Написанный уже однажды «в жизни», точнее, написанный собственной жизнью, мир этот потом заново переписывался. Посредством самого акта письма создавалась другая, но не менее живая художественная жизнь. Потому что Бабелю в реальной жизни не хватало художественности. Он полагал, что «жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю». Недаром Евгений Евтушенко, который, опираясь на мою руку, шел на наше киноинтервью, сочинил неожиданный экспромт: «Опираясь на внука Бабеля, шел я мир переписывать набело».
ЕК: «Вмешательство» Евтушенко требует пояснения…
АМБ: Один из эпизодов нашего фильма снимался в Переделкине. Сейчас в этом писательском поселке из писателей уже мало кто остался. Но Евгений Евтушенко все еще приезжает туда на дачу, где и состоялось с ним очень интересное интервью - одно из последних и самых глубоких в фильме, начало его кульминации. По дороге на это интервью он и сочинил этот экспромт.
Но вернемся к Бабелю. Самим актом писания он творил новую жизнь - более свободную, смелую и творческую, дожимая быт до законченного художественного образа. Получается: в жизни он писал, а в писании - заново жил. В этой особенности творчества Бабеля и следует искать разгадки тайн его поведения, причины его поступков, тех выборов, которые он делал в жизни, и т. д. Быть может, он был и прав. Настоящая, живая жизнь давно канула в лету, а эта, написанная, - бессмертна. И по ней мы узнаем сегодня живую, настоящую жизнь - как по «Одесским рассказам» Бабеля теперь во всем мире узнают про Одессу. Между тем настоящая, живая Одесса давно уже «старается походить» на бабелевскую.
ЕК: Есть такое выражение «бабушкин внук». Это про вас?
АМБ: Да, я безусловно «бабушкин внук». Влияние бабушки, Антонины Николаевны Пирожковой, на мое воспитание и становление было огромно. Для того чтобы это до конца понять, нужно посмотреть наш фильм, в котором использовано множество отрывков из интервью с ней. Где бы мы ни показывали фильм, зрители после сеанса дружно и много говорят о том, что личности такого масштаба они еще не видели. Их поражает ее неподдельность, отсутствие всякой позы, притворства, полное ощущение собственной самодостаточности, умение достойно принимать свою судьбу. Все те долгие семьдесят лет, которые она прожила со дня ареста Бабеля, она, казалось, не забывала о нем ни на минуту. На вопрос: «Как вы это пережили?» - она, уже в девяностолетнем возрасте, отвечала: «А я этого и не пережила». И была благодарна чекистам, которые четырнадцать лет скрывали от нее, что Бабеля нет в живых! Другая красивая тридцатилетняя женщина сокрушалась бы об упущенных годах, а она радовалась, что четырнадцать лет верила: Бабель жив и вот-вот вернется. Ведь чекисты ее и в этом убеждали.
Что же касается ее влияния на мое воспитание, то она поощряла и культивировала во мне все те черты, которые считала бабелевскими. Она одобряла и неотступно развивала во мне любые творческие проявления, включая интерес к музыке, литературе и театру. Собственно, благодаря той стратегии, которую она твердо выдерживала при моем воспитании, я и стал артистом.
ЕК: Приходилось ли вам идти наперекор ее желаниям?
АМБ: Быть может, наперекор своим желаниям она по моему настоянию уехала в 1996 году ко мне в Америку. Правда, к тому моменту в России у нее уже практически не осталось ни родственников, ни близких друзей. К тому же я всегда повторяю, что Америка продлила ей жизнь на четырнадцать лет.
ЕК: Опять те же четырнадцать лет? Какая-то мистика…
АМБ: Да, мистика в судьбе Бабеля - тема для отдельного разговора!.. Так вот, бабушке шел сто второй год, когда ее не стало. И именно в Америке она написала свою книгу «Я пытаюсь восстановить черты…», которая теперь пользуется такой популярностью в России.
ЕК: Вы сторонник и пропагандист метода Николая Демидова, начинавшего, правда, свою карьеру в 1911 году в Московском художественном театре у Константина Станиславского. Если кратко: в чем главное отличие этого метода от системы реформатора русского театра?
АМБ: По моему глубокому убеждению, Демидов, вернее, его школа - последняя надежда русского реалистического театра. Ведь от этого театра в настоящее время практически ничего не осталось. На российских сценах царит так называемая система представления. И речь идет о тех театрах, основатели которых клялись «системой переживания». Демидов, в своей практике и пяти книгах, вывел «искусство переживания» из того тупика, в который его завел не столько Станиславский, сколько менее талантливые его последователи. Школа Демидова основана на выработке у актера, с первых же шагов, творческой свободы и умения отдаться собственным, еще не осознанным творческим порывам. Помимо культуры творческой свободы актера - конечно же, свободы в обстоятельствах роли - в школе Демидова присутствуют принципы высшего актерского пилотажа. В декабре издательство «ГИТИС» должно выпустить сборник избранного Демидова под редакцией М. Н. Ласкиной и вашего покорного слуги. Надеюсь, он заинтересует людей театра так же, как их заинтересовало четырехтомное «Творческое наследие» Демидова.
ЕК: В Америке вы ставили Нила Саймона, Брайена Фриеля, Булгакова, Мольера, Достоевского. В 2000 году за «выдающуюся режиссерскую работу» в спектакле «Идиот», где вы сыграли и одну из ролей - Рогожина, вас выдвинули на соискание театральной премии имени Хелен Хейз. Среди ролей также Моцарт в «Маленьких трагедиях», Фауст в одноименной трагедии, Санчо Панса в «Дон Кихоте», Тригорин в «Чайке», Иван Карамазов в «Братьях Карамазовых». И вдруг - моноспектакль «Бабель: Как это делалось в Одессе». Или все-таки не вдруг?
АМБ: В какой-то момент я просто созрел для Бабеля. Во всяком случае, решил, что созрел. Но это было обманчивое впечатление, и я до сих пор меняю этот спектакль, вернее, он сам по себе меняется, по мере моего роста. Так что для Бабеля я все еще «дозреваю». ЕК: Почему вы остановились не на «театральном» Бабеле - пьесах «Закат» или «Мария», а на том, что, казалось бы, им самим не предполагалось для сцены, - рассказах «Ди Грассо», «Гюи де Мопассан», «Фроим Грач», «Король», «Кладбище в Козине»?
АМБ: Может, потому, что именно эти рассказы мне особенно дороги, с них началось мое собственное знакомство с Бабелем, которого я сначала услышал, а потом прочел. Услышал в исполнении замечательных чтецов (в свое время в СССР был такой жанр и была даже такая профессия): Дмитрия Николаевича Журавлева, Сергея Юрского, Валерия Токарева и Сергея Новожилова.
ЕК: «Сшитые» в целостный моноспектакль, эти рассказы, однако, из разных циклов: первые два из условно автобиографического, два следующих из одесского, причем вначале идет поздний, примыкающий - из дополнений к «Одесским рассказам», а затем тот, которым эти «Одесские рассказы» открываются, и, наконец, последний - лирическая миниатюра из «Конармии». Рассказ же, заглавие которого вы «позаимствовали» для названия моноспектакля, вообще отложен в сторону…
АМБ: По «проекту» рассказ «Как это делалось в Одессе» входил в спектакль. Но для театра одного актера спектакль оказался слишком длинным. И одним из рассказов пришлось поступиться. Увы, «заглавным». Спектакль открывается единственным у Бабеля рассказом о театре - «Ди Грассо», словами: «Мне было четырнадцать лет».
Но человек растет, и вот ему уже двадцать. Он в заснеженном Петрограде 1916 года переводит вместе с томной псевдописательницей «новое издание сочинений Мопассана». Конечно, у них начинается интрижка. Но уже в конце этого рассказа, казалось бы не предвещающего ничего темного, неожиданно звучит трагическая нота: «предвестие истины» касается автора. И это недоброе предвестие.
После антракта идет рассказ «Фроим Грач» - как одесская ЧК коварно расстреляла старика-бандита. Тут уже «предвестие истины» конкретизируется - понятно, что это предчувствие судьбы самого Бабеля.
Далее я нарушаю хронологию. Мне хотелось, чтобы рассказ «Король», в котором мир молдаванских гангстеров показан в своем расцвете, шел после «Фроима Грача», в котором повествуется о печальном конце романтической одесской Молдаванки, наступившем с приходом советской власти. И это знание «конца» окрашивает мажорный по своей природе рассказ «Король» в темные краски.
Кончается все «Кладбищем в Козине» - бабелевской вселенской усыпальницей, но в то же время - и вызовом смерти: «О смерть, о корыстолюбец, о жадный вор, отчего ты не пожалел нас хотя бы однажды?»
ЕК: Между гибелью Бабеля и вашим рождением - «пропасть» лет. Ощущаете ли вы с ним родственную связь?
АМБ: Как я уже говорил, Бабель жил как писал и писал как жил. Связь с ним ощущаю в основном своей причастностью к творчеству.
ЕК: Это не мешало смотреть на Бабеля - ведь он, если не ошибаюсь, один из безымянных рассказчиков, которого вы тоже играете, - глазами режиссера и актера?
АМБ: Если я смог правильно донести траекторию моего спектакля, наверное, стало понятно, что это спектакль именно о Бабеле, то есть о творческом человеке, писателе. Надо ли напоминать о том, что «Ди Грассо», названный по имени итальянского трагика, и «Гюи де Мопассан» - рассказы о творчестве и что повествование в них ведется от лица человека творческого? А ведь с них начинается спектакль. По оценкам критиков, этот рассказчик - то есть сам Бабель - ощутимо присутствует на протяжении всего спектакля.
ЕК: Что оказалось самым трудным?
АМБ: А вот это к Бабелю не относится. А может, и относится. Ведь он сам был великолепным рассказчиком. Самым трудным оказалось отрешиться от мысли, что в театре одного актера нет партнеров в том смысле, в каком они присутствуют в обычном (многосоставном) драматическом спектакле, и понять, что мой партнер - публика. И что принимать ее надо такой, какая она есть сегодня, на данном спектакле. Над этим я и до сих пор еще работаю.
ЕК: Как, по-вашему, надо играть Бабеля?
АМБ: Строго и страстно. Эта страсть зачастую внутренняя, скрытая. Ну и конечно, уметь в кульминациях отдаваться до конца его темпераменту и юмору, глубине и размаху его персонажей. Ведь все они - неординарные люди, застигнутые писателем в неординарные моменты своей судьбы.
ЕК: То есть ваш моноспектакль - это своего рода вызов?
АМБ: Вызов стереотипам восприятия Бабеля? Надеюсь, да.
ЕК: И минимум декораций, грима, костюмных перевоплощений, отказ от спецэффектов тоже тому подтверждение?
АМБ: Поначалу были и декорация, и световая партитура, и музыкальная, и переодевания, хотя и минимальные. Со временем я почти от всего этого отказался - спектакль становится более аскетичным. Понял, что рассказчик не должен прятаться за эти средства. И что слово Бабеля, если его верно прожить, самодостаточно. Как самодостаточен был сам писатель в жизни. То, что я говорил об Антонине Николаевне - об отсутствии в ней всякой игры, всякой позы, относится и к Бабелю. Об том свидетельствуют люди, его знавшие, например замечательный драматург Леонид Зорин.
ЕК: Известно, что Бабель был не столько заядлым театралом, сколько поклонником кино. Опять же Антонина Николаевна приводит, например, такие его слова после просмотра фильма «Чапаев»: «Замечательный фильм! Впрочем, я - замечательный зритель; мне постановщики должны были бы платить деньги как зрителю. Позже я могу разобраться, хорошо или плохо сыграно и как фильм поставлен, но пока смотрю - переживаю и ничего не замечаю. Такому зрителю нет цены». А вас интересует кино?
АМБ: Кино меня очень интересовало в детстве. Я даже был уверен, что стану кинорежиссером. Но съездил один раз на реальные съемки фильма, и это меня отрезвило. Раз и навсегда отбило у меня эту страсть. Я понял, что более «спокойная» атмосфера театральной репетиции мне ближе. Что же касается Бабеля, то он, конечно же, очень любил театр. Любил тех самых «вымерших» в наше время трагиков, технику которых уловил и воскресил Демидов. Так что и здесь есть связь с Бабелем. А к кино я пришел, вот видите, тоже в связи с Бабелем. Но это не то кино, о котором я мечтал в детстве. Документальное. Хотя наш фильм критики называют художественно-документальным. Надеюсь, они правы.
ЕК: Огромную роль в жизни Бабеля, что тоже известно, сыграл Сергей Эйзенштейн, в фильмы которого крупные планы персонажей - это наверное, относится и к киносценариям Бабеля - пришли из портретной живописи Кузьмы Петрова-Водкина. Укрупняя головы моделей, тот фокусировал внимание зрителя на чертах лица героя, определяя его лицо как центр композиции. На вашем театральном пути встречались подобные значимые кинопересечения?
АМБ: Крупный план достижим и в театре. Я был тому очевидцем, когда с галерки смотрел на вахтанговских актеров старшего поколения. Познакомившись с методикой Демидова, я увидел, что такое владение залом посильно и начинающему актеру. Конечно, при верной внутренней технике.
Бабель определял книгу как «мир, видимый через человека», так что немудрено, что у него в рассказах и в сценариях так много крупных планов. Вполне возможно, что от него это перешло и к Эйзенштейну. Заметьте, что выдающийся театральный режиссер Анатолий Эфрос при съемках своих спектаклей прибегал почти исключительно к крупным планам. Это еще раз подтверждает, что в театре главное - актер и что настоящие режиссеры это понимают.
Что же касается кино, то Бабель действительно был отличным сценаристом, которого ценили ведущие советские режиссеры. Он много сделал для кино, но делал это по большей части анонимно. Мало кто знает, что в культовых фильмах советского кино, таких, например, как «Цирк», - бабелевские диалоги. Он просто не подписывался под работами, которые считал недостойными собственного ощущения идеала в искусстве. (Если, конечно, его не вынуждали.)
ЕК: Теперь в ваших планах сыграть Бабеля в игровом кино, не так ли?
АМБ: Это мечта. Но здесь ведь многое зависит от случая, от удачи. Надеюсь, что мне посчастливится.
ЕК: Предполагаете ли вы быть когда-либо в Москве на открытии памятника Бабелю? Как прямой его наследник, выступали ли вы с таким предложением?
АМБ: С такими предложениями должны выступать не наследники, а культурная общественность. Ведь то, что в Москве и вообще в России нет ни улицы, названной в честь Бабеля, ни школы, ни даже мемориальной доски ни на одном здании, не говоря уже о памятнике, свидетельствует об отношении к этому писателю, которого знают и читают во всем мире. Речь идет, конечно, о цивилизованной его части. Дело в том, что литературу у нас любят отмечать и праздновать. Вот устроим год литературы или выставим на открытии Олимпиады портреты наших лучших писателей. А Бабеля очень трудно праздновать. Все время всплывает мысль о том, что сделала страна и ее руководство с этим писателем. Один американец, пытаясь осмыслить, как такое было возможно, вывел для себя формулу: «Это все равно что Рузвельт расстрелял бы Хемингуэя». Формулу-то он вывел, а втиснуть в свой мозг этот сценарий так и не смог, поскольку Рузвельт не мог расстрелять Хемингуэя. Не мог, и все тут. А у нас - смогли. Поэтому еще не скоро в Москве будет памятник Бабелю. Многое должно поменяться, и не только в стране, но и в умах и душах людей. Ведь покаяния за содеянное до сих пор не наступило. А многие даже и гордятся этим нашим прошлым.
Беседу ведет Елена Константинова
Творчество Исаака Бабеля незаслуженно мало вспоминали в Год литературы. Эту несправедливость призван компенсировать документальный фильм «В поисках Бабеля» режиссера Дэвида Новака. О фильме с одним из его создателей, внуком Исаака Бабеля Андреем МАЛАЕВЫМ-БАБЕЛЕМ побеседовал Игорь МИХАЙЛОВ .
Андрей Александрович, насколько я знаю, фильм «В поисках Бабеля» это не первый случай осмыслить явление Бабеля в документальном кино. В 2004 году вышел фильм «Свой среди чужих». Насколько он удачный?
Именно этот фильм я не смотрел. Вообще документальных фильмов о Бабеле сделано немало, причем не только в России. В какой-то степени наш фильм возник как протест против шаблонных фильмов о Бабеле. На их примере мне удалось хорошо понять, что не надо делать. Оставалось выяснить, что делать надо. Не хотелось скучного, бесцветного, а порой и неинтеллигентного голоса за кадром, вяло читающего отрывки из бабелевских рассказов. В нашем фильме «голос Бабеля», на мой взгляд, хорошо воплощает один из самых востребованных актеров Голливуда Лев Шрайбер. Не хотелось непрерывной старой кинохроники или пыльных архивных документов. Если уж такие материалы должны появиться на экране, то пусть они хотя бы возникнут в руках конкретных людей, которые их рассматривают, о них рассуждают, их просматривают. Так у нас и получилось с некоторыми фото Бабеля, с немым кинофильмом «Беня Крик», со стендами Одесского литературного музея или с делом Бабеля, хранящимся в архиве ФСБ. Наш фильм отличается от других тем, что он бросает взгляд на Бабеля из современности. Ведь это не только мои поиски деда. По ходу фильма его ищут многие. Это и скульптор Франгулян, ищущий пластический образ писателя при работе над памятником в Одессе, и редактор Елена Шубина, подбирающая иллюстративный ряд для книги воспоминаний моей бабушки, Антонины Пирожковой, о Бабеле. Это и заведующий архивом ФСБ Василий Христофоров, недоумевающий, куда могли деваться документы из дела Бабеля. Хотя, конечно, главный вопрос поисков - судьба конфискованных при аресте 24 папок с неопубликованными рукописями. Разгадка знаменитого «молчания» Бабеля именно в этих папках. Ведь в последние семь лет жизни, по свидетельству бабушки, Бабель работал очень напряженно. Где эти рукописи? Сгорели в печах Лубянки? Или до сих пор хранятся в закрытых архивах?
В вашем фильме, как мне кажется, вы с Исааком Бабелем иногда меняетесь ролями. Он прорастает в настоящее, вы уходите в прошлое. В одном из интервью вы сказали, что мечтаете сыграть деда в кино. Ваша задумка в какой-то степени осуществилась?
Если бы в нашем фильме мне довелось сыграть Бабеля, быть может, задача моя облегчилась бы. Ведь я актер и приучен жить в образе. Но в фильме мне необходимо было сыграть себя, а это занятие очень трудное. Особенно для актера. Ведь невозможно спрятаться за маску образа. Я просто не знаю такого способа существования в кадре. Для того чтобы просто существовать, от собственного лица нужно такое же чувство самодостаточности, которым владел Бабель. По словам драматурга Леонида Зорина (кстати, участника нашего фильма), Бабель таким качеством обладал в полной мере. В его поведении не было никакой игры, никакой позы. В нашем фильме так существует только бабушка, Антонина Николаевна. Интервью с ней режиссер Дэвид Новак снял в 2002 году, задолго до начала работы над фильмом. Многие кадры из этого интервью вошли в фильм. И вот бабушка в нем предельно искренна. Рядом с ней, рядом с таким камертоном подлинности, очень трудно существовать другим персонажам. Видно, что они играют. И я все-таки, наверное, играю всевозможные варианты себя.
Фильм получился таким, каким вы его задумывали, или режиссерским фильмом Дэвида Новака? Как часто вам приходилось искать компромисс с режиссером?
Любое кино - создание прежде всего режиссера. И фильм «В поисках Бабеля» - это мое путешествие в поисках деда, увиденное глазами американского режиссера Дэвида Новака. Многие эпизоды, вошедшие в фильм, я лично видел и пережил иначе, чем они представлены. Но это не так уж и важно. О своем видении я, наверное, когда-нибудь напишу. А талантливое видение Дэвида Новака заслуживает внимания. Оно эмоционально и во многом универсально. Фильм держит внимание и искушенного зрителя, и людей, никогда раньше не слышавших о Бабеле. И в этом его сила. Фильм эмоционален и не оставляет зрителя равнодушным. По окончании показа на фестивале «Артдокфест», после последних титров, в зале долго стояла тишина. И только потом начались аплодисменты.
На мой взгляд, появление разного рода персонажей в фильме не всегда оправданно. С другой стороны, нет, к примеру, Утесова, Катаева, Паустовского, писателей-одесситов. Даже не упомянут Леонид Жаботинский. Почему?
Я в общем уже ответил на этот вопрос. Дело в том, что фильм снимался в расчете на широкую аудиторию. Те имена, которые вы упоминаете, хорошо знакомы российским интеллигентам и совсем неизвестны на Западе. А значит, для того чтобы «ввести их в оборот», пришлось бы их тщательно представлять зрителю. Но фестивальный вариант фильма не может длиться более полутора часов. И вот многие из людей, с которыми Бабель дружил и которые играли важную роль в его жизни, выпали из фильма. Кроме того, как я уже говорил, наш фильм - взгляд на Бабеля из современности. Поэтому мы и не сосредоточивались особо на свидетелях из прошлого. У нас в фильме только два человека, лично знавших Бабеля (Пирожкова и Зорин), и оба возникают живьем. Кстати, меня удивляет, что вы упоминаете Паустовского и Катаева. И уж тем более Жаботинского. Ведь у нас в фильме нет Горького, Эйзенштейна и Андре Мальро! Вот уж тройка, сыгравшая в жизни Бабеля огромную роль.
В одном из наших с вами разговоров вы сказали: «Конечно, играя Бабеля, я тоже совершаю какие-то ошибки, но по крайней мере стараюсь не устраивать на сцене эдакую эстрадно-концертную Одессу…». Удалось ли в фильме преодолеть эстрадно-концертную Одессу?
По-моему, удалось. А вам как кажется?
Мне кажется, ее преодолеть невозможно…
Я часто говорил о существующей сегодня манере исполнения Бабеля на сцене или на экране, связанной прежде всего с передачей характерности его персонажей. В фильме же совсем другая подача бабелевских произведений. Это делается через анимацию, через художественное преображение отснятых на натуре кадров бабелевской Одессы, или его же Парижа, или же бывших конармейских «местечек» подо Львовом. Что касается Льва Шрайбера (голос за кадром), то он не увлекается характерностью и только иногда деликатно на нее намекает. Одесса же заснята у нас такой, какой она предстала перед нами. Шумной, полной энергии, хаотичной. И безусловно, любящей Бабеля.
В фильме найден ход подачи бабелевских произведений средствами кино. Рад, что ход этот вас убедил. Так вот, таким ходом можно снять целый фильм по произведениям Бабеля. Перед нами же не стояла такая цель. Фильм наш не только о писателе и его произведениях, но и о сложной, трагической и по-своему очень счастливой человеческой судьбе. Недаром скульптор Франгулян в своей пластической композиции памятника Бабелю использовал образ колеса. Это и колесо конармейской тачанки, и колесо телеги биндюжника. Но это и колесо истории. Страшное это колесо, проехавшееся по бабелевской судьбе, причинившее ему множество страданий и лишений. Но в конечном счете оно вывезло Бабеля в бессмертие.
Многие из писателей того времени благословили революцию. Если пользоваться метафорой Блока, «раздули пожар мировой революции», а потом сгорели в нем. В номере «Литературной газеты» за 26 января 1937 года, посвященном осуждению «антисоветского троцкистского центра», есть статья Бабеля «Ложь, предательство, смердяковщина». Интересен эпизод репетиций, где американский актер задает вам вопрос: так, может быть, Бабель и сам виноват в том, что произошло с ним? Вы отвечаете: может. Эта тема покаяния, вины так и осталась неразвита или ушла в подтекст?
Трудно, живя в наше время, поставить себя на место человека, живущего в Советском Союзе во второй половине 30-х. Как правильно сказал в фильме писатель Шенталинский: «Лучше этого не переживать». Если бы к нам с вами позвонили оттуда и сказали: «От вас требуется статья в осуждение или в поддержку». Как бы мы с вами поступили? Ведь отказ чреват последствиями. Не дадут закончить важную работу. И как все это может отразиться на моей семье? А результат процессов все равно предрешен. Повредить это никому уже не может… Сегодня времена «полояльнее», да и то люди подписывают, поднимают руку. Так что в какой-то степени мы можем поставить себя на место Бабеля. Кстати, вы читали «Ложь, предательство, смердяковщина»? Ведь это даже не статья. Это три вымученных предложения, отписка. Человек понимающий видит это сразу, причем невооруженным глазом.
Какова прокатная судьба фильма? Можно ли его увидеть в России? Что дальше? Будет ли продолжение?
Судьба нашего фильма только верстается. Пока что фильм идет по фестивалям. Киев, Таллин, Москва. На очереди Западная Европа, Северная Америка, Израиль. За четыре года работы над фильмом отснято было около 300 часов материалов. Из них со временем можно будет смонтировать телевизионную версию, и не в одной серии. Вот тогда удастся расширить наш поиск и поговорить о Бабеле подробнее.
На снимке внук Бабеля Андрей
Существует ли сегодня Украина Бабеля
Виталий Портников
Время гостей, 08.09.2011
Ведущий Виталий Портников
Виталий Портников: Украина может быть разной, мы не раз об этом говорили. Сегодня в нашей киевской студии – американский режиссер, актер Андрей Малаев-Бабель, внук выдающегося русского писателя Исаака Бабеля, который прибыл на родину деда, чтобы открыть первый памятник Исааку Бабелю, по-моему, вообще в истории.
Памятник был открыт в Одессе, и это была довольно долгая история, я хорошо помню, как она обсуждалась. Как все это выглядит сейчас?
Андрей Малаев-Бабель: Это выглядит замечательно. Памятник – это произведение искусства, оно многоплановое, которое говорит о Бабеле-писателе и о Бабеле-человеке, и о его сложном времени, в которое он жил. Ждали долго, действительно, конкурс проектов на памятник Бабеля прошел в 2007 году. Это была нервозная атмосфера, потому что открытие памятника переносили. И вот ближе ко Дню города Одессы, 4 сентября, памятник был открыт. При огромном стечении народа. Было большое количество людей, приехавших из России, со всего мира, конечно. Для меня и для моей семьи, для Лидии Исааковны Бабель, для моего сына Николая это было событие, конечно, личное. А для меня и профессиональное, потому что я читаю Бабеля со сцены. У меня есть моноспектакль, по пяти рассказам Бабеля поставленный, который я сыграл в очень необычной атмосфере два дня назад, в Одесской филармонии, вместе с Одесским филармоническим оркестром под предводительством Ховарда Эрла, тоже американского дирижера, который уже 20 лет этим оркестром дирижирует, является художественным руководителем. Это была уникальная композиция, где я считал рассказы Бабеля, а Ховард Эрл и его оркестр играли музыку Исаака Шварца. Она называлась «Два Исаака», концерт был посвящен открытию памятника Бабелю в Одессе.
Виталий Портников: Исаак Бабель родился и вырос в Одессе. А вы родились в Москве. И для вас Одесса – это, скорее, город из рассказов Бабеля.
Андрей Малаев-Бабель: Да, но я должен вам сказать, что и Галиция, и Западная Украина для меня тоже бабелевские места, ведь там происходило действие конармии. И в июле месяце, когда мы снимали документальный фильм о Бабеле под названием «В поисках Бабеля», мы провели какое-то время в бывших местечках подо Львовом – Броды, Берестечка, Костин. Это было удивительное время, потому что мы искали Бабеля и там, и Бабель там совершенно другой, чем в Одессе.
Виталий Портников: А вообще такое ощущение того, что что-то осталось от того, что Бабель описывал, если говорить о Галиции, об Одессе, есть? Или это теперь исключительно литературный артефакт?
Андрей Малаев-Бабель: У Бабеля есть такое выражение в его дневнике 1920 года, на этом дневнике основана «Конармия»: «Как хорошо, что у нас остались хоть камни». Так вот, камни остались, остались старинные еврейские кладбища, остались развалины синагог, остались развалины католических храмов. Но дело в том, что Бабель ведь писал об этих местах в то время, как там шла война. Сейчас там войны нет, сейчас там мира, слава богу, хотя эти развалины напоминают о войне, или даже кажется, что сейчас она до сих пор идет. И поэтому мы действительно очутились вот на этих развалинах. А люди все это помнят. Люди помнят советскую власть, люди помнят раскулачивание, как у людей арестовывали и увозили ни за что, ни про что. Поэтому когда они узнают о Бабеле, они понимают, что он писал о самом насущном, о том, что до сих пор многих волнует.
Виталий Портников: А Одесса – это тот город, который описывал Бабель или тоже исключительно стены и камни?
Андрей Малаев-Бабель: По духу тот. Вы знаете, я так для себя заключил, что дух Одессы жив. А так как это город очень театральный, он постоянно меняет маски. И вот сейчас, конечно, маска у Одессы совсем другая, нежели маска 20-х годов или маска даже времени Бени Крика, короля налетчиков. Это, конечно, при царе Николае была она Одесса, при большевиках – другая. Она переживала несколько реинкарнаций, но дух одесский… Они до сих пор за словом в карман не лезут. Они до сих пор имеют какую-то смелость и находчивость, которую, наверное, не найдешь в других местах. Они до сих пор так горячо принимают то, что им нравится, и так отторгает то, что им не нравится. Например, памятник, там же сложнейшая задача стояла перед скульптором – передать образ этого человека, который настолько связан с Одессой. А у одесситов пройти нелегко. Поэтому когда уже шумиха открытия закончилась, я стоял у памятника и смотрел, а как одесситы воспримут этот памятник. Они его приняли. Они эти черты характера переданные скульптором, и черты времени разгадали, приняли, и он, в общем-то, прошел у одесситов, памятник. Дух Одессы, безусловно, жив.
Виталий Портников: Одесса времен Бабеля – это город особого культурного ряда в Российской империи. Жаботинский, Чуковский, Бабель, Багрицкий, Олеша, Сельвинский, Утесов…
Андрей Малаев-Бабель: Паутовский, Катаев, Ильф.
Виталий Портников: Можно еще много имен напомнить. Из разных сфер. Это мы сейчас называем людей, которые нам с вами просто более близки. Я думаю, конечно, если бы мы беседовали, допустим, с крупным врачом или инженером…
Андрей Малаев-Бабель: Они бы сказали, что был врач Зильбербер, например, столярский, который кувал вундеркиндов. Это и в области музыки, и в области живописи, конечно.
Виталий Портников: И это все как будто улетучилось с годами. Вот дух остался, а гений ушел. И это, мне кажется, самое главное, что произошло с Одесской в большевистскую эпоху.
Андрей Малаев-Бабель: Я думаю, что так и есть. Я думаю, что сравнимый урон с большевистской эпохой культурной жизни Одессы был нанесен в 70-е года, во время застоя, когда огромное количество интереснейших писателей, художников, литературоведов просто уехали из Одессы. И сейчас, конечно, не просто так ставят памятник Бабелю, а это знак того, что Одесса возрождается, что в Одессу нужно возвращаться. Об этом говорит Жванецкий, над этим работает Всемирный клуб одесситов. Поэтому вы, с одной стороны, правы, а с другой – это осознанно, и одесситы пытаются что-то сделать.
Виталий Портников: Когда Бабель писал свои произведения, конечно же, это все воспринималось как реальность. Сейчас это не так, потому что Одесса во многом другая, даже в этническом плане она изменилась, во-вторых, мне кажется, что современному человеку очень трудно понять, какой Бабель писатель. Для нас с вами это русская литература, для многих, кто откроет сегодня Бабеля, будет казаться, что это еврейская литература. Чуть ли не переведенная с идиш, потому что это как бы другой срез мышления, другой образный ряд, другие цвета, другие краски. Русская литература во времена Бабеля была намного многообразнее.
Андрей Малаев-Бабель: Я тоже вот в июле месяцев в связи со съемками фильма был в Париже. И я беседовал с переводчицей, которая практически всего Бабеля перевела на французский язык. Я спросил: «Сложно переводить Бабеля». Она говорит: «Да нет, не сложно, у него построение фразы-то французское». Настолько, вероятно, этот писатель – гражданин мира! Построение фразы у него французское, находят библейские корни в его писании, не просто еврейские, а библейские.
Виталий Портников: Потому что такая была педагогическая традиция.
Андрей Малаев-Бабель: Совершенно верно, да. Он своему учителю французского языка всегда в пояс кланялся. Он говорил: «Он действительно привил нам любовь к этому языку и этой литературе». Он знал 8 языков в совершенстве, это была огромная культура. Спорят до сих пор, правильно ли Бабель описал Одессу того периода. Я думаю, что спор этот неуместен, потому что, конечно, это художественный мир. И еще скажу вам, что прочитав «Короля» в Одессе, я услышал такие отзывы одесситов: «А ведь ничего не изменилось. Беня Крик жив и здоров».
Виталий Портников: И работает в мэрии, как говорится. Как в «Тени» Шварца, что «людоеды работают в ломбарде». Тут ведь очень важно понять, как в вашей семье происходило сохранение памяти.
Андрей Малаев-Бабель: Бабель очень неудобен в обиходе, поэтому ему долго не ставили памятник. Судьба-то противоречивая. Чтобы вспомнить о нем, надо вспомнить о культе личности. Были времена, когда от семьи моей бабушки отвернулись почти все люди, которые к ней раньше ходили в дом, но она и сама не хотела, потому что не хотела подвергать людей опасности. А потом, когда в 1954 году она Бабеля реабилитировала одним из первых, она посвятила жизнью свою сохранению его памяти. Антонина Николаевна Пирожко, моя бабушка, от которой я знаю то, что я знаю о Бабеле, написавшая единственный в мемуарной литературе развернутый портрет Бабеля и его незадолго до смерти дополнившая, сейчас в журнале «Октябрь» и в книжке выйдет огромный кусок ее дополненных воспоминаний, а потом это выйдет книгой отдельной в издательстве «АСТ». Но дело в том, что этот образ Бабеля несла, конечно она. Она занималась изданием его книг, пробивала книги, вечера памяти, поиски архива пропавшего, конфискованного при аресте Бабеля. Ее не стало в сентябре месяце прошлого года, мы скоро будем отмечать, 12 сентября, годовщину. Ей был 101 год.
Виталий Портников: Ваша бабушка была классической писательской женой.
Андрей Малаев-Бабель: Ничего подобного!
Виталий Портников: С точки зрения отношения к памяти супруга.
Андрей Малаев-Бабель: Да. Но это человек, имевший свою карьеру, чьему инженерному перу принадлежат лучшие станции московского метро – две «Киевских», две «Павелецких», «Арбатская», «Площадь Революции», купола Дейнеки на «Маяковской» - это она. Она имела свою карьеру, она была великим инженером-конструкторов, математиком, жила своей жизнью. А с Бабелем у нее была огромная любовь, они были гуманитарий и инженер.
Виталий Портников: Я имел в виду – писательской жену в смысле памяти. Елена Боннэр была писательской женой Всеволоду Багрицкому, но она точно была человеком своей карьеры, она его наследие сохранила.
Андрей Малаев-Бабель: Это она безусловно сделала, и сохранила память о нем человеческую. Потому что этот портрет Бабеля она написала, в основном все, что пишется о Бабеле, пишется по ее воспоминаниям. Она и замуж не вышла. 30-летняя красавица, которой тогда уже НКВД намекнуло: вам нужно подумать и устроить свою судьбу, - она им ответила: «Я работаю. Как еще вы хотите, чтобы я устраивали свою судьбу?» Замуж после Бабеля она не вышла.
Виталий Портников: А ваше сознание менялась? Ведь Бабеля сначала не вспоминали, а потом стали говорить о нем, как «инженере человеческих душ», соратнике Горького, такой образ стал тоже канонизироваться.
Андрей Малаев-Бабель: Я считаю, что он антисоветский писатель. Он начинал в антисоветской газете Горького «Новая жизнь» - это при самом зарождении советской власти. Он дальше написал «Конармию», которую Сталин ему не мог простить, и которую потом он ему припомнил, когда Бабель уже был не нужен как связь между СССР и французскими коммунистами. Потому что французские коммунисты провалились. Это все, конечно, легенды и мифы. Бабель был человеком далеко не советским. Он был объективен, поэтому в советской реальности были вещи и были люди, которые его восхищали, но в любой реальности будут вещи и будут люди сильные, харизматичные, выдающиеся личности. И какие-то районы, как, например, Кабардино-Балкария, где вопреки Сталину пытались устроить благоденствие, пытались устроить рай на земле, конечно, его это очень занимало. Но он понимал, какой ценой это делалось. Он понимал, что это, в общем, все было обречено. Пьеса «Мария» 1933 года – там все уже сказано. Там предсказан полный крах этой власти и превращение ее в кровавую бойню. Он предсказывал и собственную судьбу. Может быть, он был где-то фаталистом, потому что у него была возможность уехать, но вы понимаете, что миф Бабеля как советского писателя – это миф не реальный. Конечно, ему надо было выживать, поэтому, когда он писал за рубеж, зная, что письма просматриваются, он писал определенные фразы, но это уже другая история.
Виталий Портников: То есть для вас Бабель – это человек, который ни в коей мере не был певцом системы, насколько я понимаю, да?
Андрей Малаев-Бабель: Ни в коем случае. Поэтому они с ним и разделались.
Виталий Портников: Восприятие его обществом можно сравнить с восприятием Ильфа и Петрова. Для советской власти Остап Бендер был негативным героем, а для советского человека – романтическим, как и Беня Крик.
Андрей Малаев-Бабель: И для Бабеля это был негативный герой. Писал он «Одесские рассказы» в 20-х годах, когда уже все про эту власть понял, зачем он в 20-х годах писал о налетчиках, которых уже давно не было в живых, которых давно поставили к стенке? Он писал о них потому, что проводил аналогию между той бандитской властью и другой, более бандитской властью, которая пришла на смену и их смела. Он писал реквием по этим людям. Потому что, хотя они были и бандиты, они были Робин Гуды. А пришедшие им на смену бандиты явно Робин Гудами не были. И еще один момент – он первым написал смелого еврей. Ведь еврей Шалом Алейхам был забитый местечковый еврей. Еврей с пистолетом, смелый человек – это впервые у Бабеля появляется такой человек.
Виталий Портников: И был такой человек у Фадеева в «Разгроме», комиссар такой, особенный такой еврей не в еврейской среде.
Андрей Малаев-Бабель: Да. Ну, так же как Кирилл Лютов, рассказчик в «Конармии» - это был еврей не в еврейской среде, но он все-таки был человеком, у которого на носу были очки, а в душе осень. Там, конечно, было несколько иное повествование, которое велось от лица этого человека. Да, но дело в том, что вообще, конечно, Бабель и еврейство – это очень сложная тема. Сейчас отыскивают у Бабеля христианские мотивы, поэтому матушка-монахиня выступала на открытии памятника, а ребе не было.
Виталий Портников: Это удивительно. Я думаю, сам Бабель был бы удивлен не отсутствию раввина, а присутствию священника.
Андрей Малаев-Бабель: Безусловно, я думаю, что ему бы это очень понравилось. У него есть такой маленький рассказ «Кладбище в Козине». И вопрос о том, списывает он его как бы с действительности или нет? Потому что мы искали это маленькое кладбище в местечке Козин под Львовом, и его нету, его не существует. Но мы нашли другие еврейские кладбища. И вдруг мы поняли, что то кладбище, которое в «Конармии» описывает Бабель, кладбище в Козине, его не существует, потому что на этом кладбище мусульманские мотивы соседствуют с католическими, католические с православными, и конечно, с иудейскими. То есть образы его настолько емкие, что они действительно выходят за пределы любой одной культуры и любой одной религии.
Виталий Портников: Это, наверное, свойственно для той же Одессы, портового города, впитывавшего в себя различные цивилизации: еврейскую, русскую, румынскую, украинскую…
Андрей Малаев-Бабель: …французскую, итальянскую. Абсолютно верно! И он это впитал с молоком матери, безусловно. Одесса была задумана таким городом. Конечно, это был город космополит.
Виталий Портников: Описание такого города человек еврейской среды будет более красочным, потому что мы воспринимаем бабелевскую Одессу, хотя бы ментально.
Андрей Малаев-Бабель: Образованный еврей такого плана, каким был Бабель, тоже космополит на самом деле.
Радио Свобода © 2011 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.
